Учитель. Да еще, как подчеркивают его ученики, с большой буквы — Учитель. Обычно с этим словом ассоциируется прежде всего солидность, маститость. Ландау пришел в Институт физических проблем, когда ему не исполнилось и тридцати. А до этого, как известно, был Харьков. Все, что так широко развернулось в Москве, началось в Харькове. Поэтому, когда речь идет о школе Ландау, то именно Харькову принадлежит право первородства. Молодой — в 24 года многие только кончают институт, со всей своей мальчишеской — в то время еще мальчишеской — экстравагантностью, Ландау стал Учителем именно тогда и именно так, с большой буквы. И задумал, затеял, начал осуществлять серьезнейшие вещи.
Учитель-мальчик. Одного возраста с учениками, а бывало, и моложе кое-кого из них, со многими на «ты» — вот знаменитая фраза Померанчука: «Мэтр, ты говоришь чушь». Но уважение и чувство дистанции ощущалось всегда.
Теперь мы немного начинаем привыкать к такому сочетанию вроде бы несочетаемого, а то ведь раньше казалось, что и «академик» — это не только ученый титул, но и чисто возрастное понятие. Академик, глава школы. И такой вот юноша Ландау путал все карты, не укладывался в каноны.
Впрочем, не только этим Ландау со своей школой противоречил канонам. До сих пор его учеников не покидает чувство удивления, когда они вспоминают стиль, особенности, порядки, заведенные им. И правда, сравнивая школу Ландау с другими научными школами, подходя к ней с традиционными представлениями — традиционными именно потому, что они соответствуют действительному и распространенному положению вещей,— часто придется прибегать к отрицанию, к противопоставлениям.
В школе существовал, поддерживался свой неизменный микроклимат. Человек живет не в безвоздушном пространстве, и неправильно показывать его вне времени и изолированно от среды. Но если время и среда в глобальном, так сказать, масштабе в той или иной степени известны и понятны всем, и тут достаточно назвать лишь даты и место действия, то уже микросреда нуждается в описании, в том, чтобы быть как-то обрисованной, раскрытой. Как и все, Ландау действовал, существовал в коллективе, в некоей атмосфере. Но, коль скоро речь идет о школе, это была атмосфера, созданная им самим, и коллектив, им воспитанный и взращенный.
Рассказ о школе следует, пожалуй, начинать с территории. Ведь название «школа» вроде бы подразумевает пребывание под одной крышей. И обычно, во всяком случае на первых порах, первые годы ученики работают вместе со своим учителем — в одном институте, на одной кафедре, в одной лаборатории, в одном отделе. Но, как сказал Маяковский, «территории, собственно говоря, нет, только делают вид».
Сейчас существует Институт теоретической физики — ему присвоено имя Ландау и возглавляет его ученик Льва Давидовича И. М. Халатников. А теоретическим отделом Института физических проблем теперь заведует академик И. М. Лифшиц (И. М. Лифшиц скончался в октябре 1982 г). В свое время за независимость и самостоятельность Ландау прозвал его «удельным князем», но сам Илья Михайлович говорил, что он принадлежит к школе Ландау и что их связывала многолетняя дружба, личная и научная. Теоротдел сейчас занимает двухэтажную квартиру в доме сотрудников института. Появилась там и реликвия. В кабинете завотделом, в верхнем левом углу доски, обычно испещренной формулами, под плексигласовой дощечкой — чтобы сохранить навсегда — мелом автограф: P. A. M. Dirac. И дата посещения: 17 июля 1973 года. Последний на Земле из плеяды великих физиков XX века.
При Ландау теоротдел располагался в четырех маленьких комнатках в главном здании института. Это и была территория его школы. Или же территорией была квартира Ландау, ее второй этаж. Или же кусочек асфальта на нескольких метрах пути от квартиры до входа в институт. Или широкие коридоры института.
Так как и сам Ландау и его ученики были физиками-теоретиками, то не удивительно, что различные стороны жизни его школы сопряжены со словом «теоретический»: теоретический семинар, теоретический минимум, курс теоретической физики. В процессе формирования школы все эти «теор» стали теснейшим образом взаимосвязаны и взаимозависимы: главной действующей силой, докладчиками на теоретическом семинаре бывали, как правило, ученики Ландау; учеником считался тот, кто сдал весь теорминимум; чтобы сдать теорминимум, необходимо было хорошо знать и понимать книги «Теоретической физики». Кстати, это же было необходимо и для того, чтобы успешно доложить или выступить на семинаре. Потому что курс был неким словарем, основой общего языка. Тот, кто его понимал и свободно на нем изъяснялся, чувствовал себя своим. «Чужакам» же часто приходилось туго.
Школа, как всякий живой организм, развивалась, менялась во времени, эволюционировала. А значит, эволюционировали, и каждая по-своему, ее компоненты. В Харькове произошло рождение школы. Ландау был в поиске, нащупывал оптимальные решения. В Москве школа достигла полного расцвета. Позднее многочисленность и разветвленность ее приводили иногда к нарушению некоторых установленных традиций.
К примеру, желающих сдавать теорминимум постепенно стало уже столько, что сам Ландау просто физически не мог принимать экзамены у всех. И ему помогали в этом наиболее близкие ученики. Другой пример. Пока теоретический семинар был малочисленным, он оставался в большой степени однородным, и все активно участвовали в работе. Позже, когда он стал местом сбора — а бывало и паломничества — теоретиков Москвы, да и не только Москвы, разный уровень знаний, подготовки, просто другой научный стиль и подход затрудняли многим понимание происходящего, и таким образом возникала инертная, молчаливая «Камчатка».
О семинаре, пожалуй, можно рассказать больше конкретных вещей, чем, например, о теорминимуме, вспомнить больше эпизодов. Источник информации и о семинаре и вообще о школе, конечно же, единственный — это постоянные участники еженедельных семинарских собраний, ученики Ландау. Поэтому наш рассказ в значительной степени станет отражением их воспоминаний, здесь часто будут приводиться их слова и оценки.